2 февраля 1836 г. По числу жертв, погибших в огне, самым страшным пожар (в те времена) в летописях Петербурга был в воскресенье, в первый день масленицы, в балагане Лемана на Адмиралтейской площади. Это было в начале пятого часа по полудни. В балагане Лемана начиналось представление. Вдруг действующие в пантомиме актеры, одеваясь в отдельной каморке, увидели, что от одной лампы, слишком высоко повешенной, загорелись стропила. Желая заблаговременно предостеречь публику, подняли занавес, чтобы показать ей приближающуюся опасность.
И. Чаплин: <…> на сцену <…> выскочил какой-то человек и громко закричал: "Господа, пожар, горим!" и сейчас же исчез. В балагане сделалась суматоха: многие вскочили с мест, а большая часть зрителей, думая, что Леман потешается над публикой, начали громко смеяться и кричать: браво!
В то же мгновение открыты были настежь восемь широких дверей, и все зрители, находившиеся в креслах, в первых и во вторых местах, выбрались заблаговременно. И остальные могли бы выйти без вреда, если б при том не случилось неизбежной в таком случае суматохи. Пламя появилось с правой стороны балагана <…>, и на этой же стороне были широкие выходы; но зрители, наполнявшие амфитеатр, все бросились влево, по узким лестницам, к тесным дверям. <…> Таким образом дверь вскоре загромоздилась, и нельзя было найти выходу. Упадшие задыхались от напора других. Между тем пламя обхватило весь балаган; крышка обрушилась и покрыла толпу горящими головнями.
П. П. Соколов: <…>двери его <балагана. - Т. К.> открывались во внутрь, а не в наружную сторону.
Никитенко: Народ, сидевший в задних рядах, ринулся спасаться к дверям: их было всего двое. Те, которые сидели ближе к выходу, то есть в креслах или тот час за ними, действительно спаслись. Но скоро толпа, нахлынувшая к двери, налегла на них так, что не было возможности их открывать.
Чаплин: <…>толпа боролась около запертых дверей<…>на погибель несчастных, все двери отворялись во внутрь.
Вяземский: <…> очевидцы сказывают, что при самом начале было средство к спасению, и что народ с улицы хотел разломать наружные стены, то есть разобрать доски; что тут были даже рядом плотники с топорами, которые хотели броситься на сломку, но что жандармы и полицейская команда отогнали народ для избежания нарушения порядка и велели ждать пожарную команду.
Участие императора СП: В одно время с первою пожарною командою, государь император изволил прибыть на место бедствия, принял в судьбе страждущих истинно родительское участие, распоряжался всеми мерами спасения, и оставил пожарище не прежде того, как было отыскано и вытащено последнее тело.
Вяземский: Сам государь стоял тут возле самого балагана и приказывал делать распоряжения для спасения загорающегося рядом Губернского правления, не зная, что ужас тут происходил <…>. Наконец, когда кто-то выбежал из этого ада и объявил о том, что тут делается, государь так и зарыдал и остался тут на месте, пока не вытащили до последней жертвы, до последнего трупа, до последней человеческой головни.
Никитенко: Государь сделал все, что мог, для спасения несчастных, но было уже слишком поздно.
СП: Народная толпа, покрывавшая Адмиралтейскую площадь, возросла до многих десятков тысяч; в этой толпе, неудерживаемой ни какими иными средствами, кроме присутствия Государя и чувства великого бедствия, не произошло ни малейшего беспорядка. Народ безмолвно расступался широкою улицей для пропуска труб, саней, для перевозки раненых, убитых.
Никитенко: <…>несколько смельчаков не послушались полиции, кинулись к балагану, разнесли несколько досок и спасли трех или четырех людей. Но их быстро оттеснили.
Никитенко: Зато "Северная пчела", извещая публику о пожаре, объявила, что люди горели в удивительном порядке и что при этом все надлежащие меры были соблюдены.
Вяземский: "Северная пчела" умела и тут сделаться или остаться петербургскою свиньею. В рассказе своем об этом бедствии она только что не отдает под суд несчастных жертв, обвиняя их совершенно в несчастии, что они не умели, не хотели спастись; <…> что растворили перед ними восемь дверей; что полиция сейчас прискакала и приняла все меры к спасению и действовала, как нельзя лучше. Все ложь, бесчеловечная ложь! Преуменьшение масштаба бедствия было сознательной установкой властей, которые боялись разговоров о своем бессилии.
Далее автор отчета добавлял: "Сие несчастие велико, но все, что можно было сделать для облегчения страдания оставшихся в живых, для успокоения осиротевших, сделано". Следуя его логике, преувеличение количества жертв (то, что якобы делают иностранцы) равно сомнению в успехе правительственных мер по ликвидации несчастья.
Из 400 с лишним человек, наполнявших балаган, погибло 126 человек и 10 человек были тяжело ранены. Трупы лишившихся жизни были отвезены в летние палаты Обуховской больницы.
Причина пожара в балагане Легата «из-за чрезмерного истребления красного бенгальского огня» в финале представления.
