25 июня 1913 года, в канун дня празднования иконы Тихвинской Божией Матери, в Исаакиевском соборе с 6 часов вечера шло торжественное богослужение. В храме собралось более 6 тысяч человек.
«Кому бы, казалось, могло придти в голову, что Исаакиевский кафедральный собор может быть уничтожен огнем? Все были убеждены, что собор этот, построенный из кирпича, гранита, облицованного мрамором, железа и меди с каменными плитными полами абсолютно неуязвим для пламени, а между тем, как показал случай, произошедший в соборе 25-го июня 1913 года, весь главный, средний купол его, который виден чуть ли не за 100 верст из всех окрестностей Петрограда - сделан внутри из дерева?
Кто бы поверил, что пожар произойдет именно внутри этого самого купола и что если бы не лихая, молодецкая работа пожарных Казанской части, то он бы сгорел и провалился как какой-нибудь карточный домик; от грандиозного сооружения великого Монферана не осталось бы следа, кроме груды исковерканного металла и строительного мусора.
Происшествие, о котором мы здесь говорим и которое произошло на наших глазах по собранным нами на месте сведениям, случилось при следующих обстоятельствах:
25-го июня 1913 года в 6 часов 30 минут вечера, над главным куполом собора появились густые клубы буро-желтого дыма, обратившего внимание пораженных таким необычайным зрелищем прохожих, почему к собору с Морской, с Вознесенского пр. и других прилегающих улиц, толпами устремился народ. Был канун дня празднования иконы Тихвинской Божьей Матери, и в соборе с 6-ти часов вечера уже шло торжественное всенощное бдение. Храм более чем на половину был наполнен молящимися.
На одной из угловых колоколен собора, в ожидании подачи знака к началу благовеста, находилось несколько сторожей - звонарей. Один из них, случайно взглянув в сторону главного купола, увидел пробивавшиеся между его колоннами огненные языки. Было ясно, что вокруг купола горят его деревянные леса. Не теряя ни минуты, звонарь поспешил спуститься по винтовой внутренней лестнице в собор. Сойдя вниз, он немедленно же оповестил о несчастье ст. вахтера собора Петра Григорьева, который, выслушав его, поспешил в алтарь. Воспользовавшись здесь благоприятным моментом, он доложил о пожаре сперва настоятелю собора прот. А.И.Исполатову, а затем преосвященному епископу гдовскому и нарвскому Никандру, совершавшему богослужение с сонмом духовенства собора и нескольких других ближайших церквей. Епископ Никандр, сознавая, что какое-либо замешательство или неосторожное действие со стороны духовенства могут вызвать среди наполнявших собор богомольцев страшную панику, принял сообщение с невозмутимым спокойствием, после чего как ни в чем не бывало, продолжал богослужение. В это время запах дыма стал ощущаться уже и в самом соборе, но богомольцы, слыша стройное пение церковного хора и поглощенные вниманием благолепия службы преосвященного, не обращали ни на что внимания, продолжая оставаться на местах. Таким образом, было достигнуто главное, и паника, со всеми ее ужасными последствиями была предотвращена.
За год перед этим, в 1912 году было упразднено дежурство на пяти городских каланчах, в том числе и на каланче Казанской части, почему пожар и не мог быть обнаружен по дыму самими пожарными. По счастью, внутри собора оказался городской телефон, посредством которого по приказанию настоятеля сторожа и поспешили передать о пожаре в Казанскую часть.
Ровно через 5,5 минут команда ее была уже на площади перед зданием собора. Брандмейстер Ф. С. Боярунец , немедленно приказал подать с того же телефона сигнал № 3 /средний пожар/, а затем вместе с пожарными, захватившими с собою химический пеногонный огнетушитель "Эврика", бросился по винтовой лестнице внутрь горевшего купола.
В то же время, отыскав на площади ближайший водопроводный кран, пожарные поспешно установили свою сильную 3-х цилиндровую паровую машину /сист. Эквилибриум, зав.Шанд-Мейсона в Лондоне/ и стали проводить от неё рукава. Вслед за брандмейстером и топорниками, взбиравшимися наверх с огнетушителем и ломовыми инструментами, по той же угловой внутренней винтовой лестнице, через боковой вход в соборе, направились и трубники, тащившие за собою рукава от паровой трубы.
С трудом переводя дух, бежавшие сразу через несколько ступеней, спотыкаясь среди непроницаемого мрака, они едва добрались до почти совершенно плоской крыши собора, где после минутной передышки, побежали далее. Отсюда пришлось направляться уже к другой, наружной железной винтовой лестнице, а затем снова подниматься по нескольким тесным темным переходам, где людей начинал душить скопившийся наверху едкий дым.
Пожарные, едва поспевавшие за далеко опередившим всех своим энергичным брандмейстером Боярунцем, выбрались наконец на наружную, верхнюю баллюстраду среднего купола, достигнув очага огня.
На этой-то точке, возвышавшейся от земли на 38 сажень, пожарные оказались лицом к лицу с целым морем пламени, которое гудело и ревело, раздуваемое страшным ветром, яростно уничтожая устроенные между одною из пар колонн деревянные, обитые войлоком леса. Едва успели втянуть на эту головокружительную высоту рукав, длиною более чем в 100 сажень, как начала работать паровая машина, которую опытный ее механик А.И.Котович (сын ветерана Петровской пожарной команды, брандмейстера Московской части И.В.Котовича, прослужившего более 40 лет) пустил в ход до предельного напряжения пара до 150 фунтов при давлении в рукавах в 7 атмосфер.
Лишь только пошла работать машина, как ее рукава, в особенности ближайшие к ней, не будучи в силах противостоять давлению поднятого на такую необычайную высоту водяного столба, стали разрываться и лопаться. Пока их заменяли новыми, пожарным удалось несколько задержать и ослабить пламя струею огнетушительной пены из химического аппарата, а затем пошла вода и из ствола паровой машины, после чего пожар стал стихать. Однако, вскоре определилось, что страшная опасность, грозившая всему собору еще далеко не миновала окончательно.
Порывами ветра и образовавшегося сквозною тягою пламя, охватившее леса, с искрами стало направлять через открытое окно барабана среднего купола.
Когда пожарные поднялись еще выше на высоту 46 сажень от земли и пробрались в его середину, определилось, какая страшная опасность грозила всему собору, так как внутренняя часть двойного полого внутри главного купола, оказалась покрытою по войлоку слоем дерева, высушенного за почти 80 летнее его существование до крайности и имевшего 1/2 аршина толщины... Опасность усугублялась еще и тем, что вся внутренность купола, капитально ремонтировавшегося в том году, начиная от самых сводов собора, также была занята сплошными лесами, к которым был устроен временный дощатый легкий настил.
Если бы упустить момент всего в несколько минут, пламя неминуемо охватило бы всю массу дерева, окружавшую купол, и ворвалось бы в застроенный лесами его внутренний плафон, И тогда собор, великое творение Монферрана, считавшийся до того дня всеми несгораемым - обрушился бы и погиб в огне.
Пока пожарные Казанской части боролись одни с пламенем, которое им и удалось быстро сбить, к собору по № 3-му съехалось еще 9 пожарных частей. Все они также стали подниматься на средний купол, однако, семи последним командам работать уже не пришлось, и с помощью топорников Спасской и Замковой частей, пожар менее чем через 1 час был совершенно прекращен.
У собора от огня пострадало только одно открытое окно среднего купола, все же остальное повреждено не было. От чего возник пожар - выяснить не удалось. До 6 часов вечера внутри собора и на его наружных лесах находились рабочие, ремонтировавшие собор, и возможно, что кто-нибудь из них, несмотря на запрещение, курил, заронив спичку или тлеющую папиросу. По другой версии, пожар мог произойти и от электрических проводов, проходящих по куполу для освещения его внутренних лестниц.
По поводу этого пожара, вышеприведенное описание которого приведено целиком из нашего же о нем отчета в пожарной хронике газеты "Петербургский Листок", в той же газете нами была помещена заметка следующего содержания:
"Пожар Исаакиевского собора невольно наводит на мысль о недостаточной охране от огня достопримечательностей города, представляющих историческое значение. Нельзя не удивляться, каким образом могла быть терпима наличность массы сухого дерева и войлока, которыми покрыта, вместе со слоями вековой пыли вся сферическая внутренняя часть громадного среднего купола. Все это дерево давно необходимо было убрать, заменив его бетоном или какими-либо другим огнеупорными материалами. Нельзя по нашему глубокому убеждению также составлять массу сколоченных из тонких досок лесов, могущих ежеминутно вспыхнуть наподобие гигантского костра. Строительная техника давно уже знает, что деревянные леса можно заменять легкими, железными. Ведь случись этот пожар в другое время, когда собор был бы закрыт, он неминуемо бы обрушился.
Вся охрана собора, обошедшегося более чем в 23 миллиона рублей, сводилась к тому, что в нем имелось несколько химических огнетушителей, про которые, как водится, забыли, начав подавать их на балюстраду купола только тогда, когда у собора находились 10 пожарных частей и пожар был уже прекращен.
Другое дело, если бы внутри собора и на его крыше были устроены пожарные краны с запасными водонапорными баками, благодаря которым значительно облегчалось бы тушение. Следовало бы также на время капитального ремонта собора устанавливать специальную пожарную охрану или свою собственную, или от городских пожарных частей, В короткое время, летом прошлого /1912-го/ года и минувшей зимою /1913/года, у нас уже погибли в огне два исторических памятника эпохи Великого Преобразователя, а именно: Петровский дворец и Троицкий собор, почему и необходимо выработать самые радикальные меры к предупреждению возможности повторения подобных катастроф. Не надо ждать, когда грянет гром!».
Рукопись К. Баум «Описание наиболее интересных пожаров, происшедших в С.-Петербурге – Петрограде с 1703 по 1922 г.г.»
