Пожар в 25-этажном жилом доме в Москве, на проспекте Маршала Жукова, 31

О тушении пожара в высотном доме по адресу Москва, проспект маршала Жукова, д. 31

Владимир Виноградов
«Литературная Россия» от 16 апреля 1993 года

«Шесть часов горел на проспекте Маршала Г.К. Жукова 26-этажный дом. Одно за другим уходили в бетонно-стеклянное нутро махины, увенчанной рыжими факелами и в клубах чёрно-пегого дыма, отделения пожарных. Они шли нескоро, казалось, неуклюже и вперевалочку в громоздких «боёвках» — каски с забралом, фонари, коробистые плащи, белые балахоны с кислоро¬дом, противогазы, сапоги. Словно пришельцы из иного мира, они выглядели большими и мощными, но худые ноги в узких солдатских брюках выдавали мальчишек. Мальчишек, идущих в темноту. Потом — в дым. Потом — в огонь. И люди вокруг дома, любопытные...

Электричество вырубилось. Лифты не сновали. За чернотой стёкол в нижних этажах редкие лица и ужас от слепой воли стихии. Волнами полз вниз мутно-угарный чад. Они, как альпинисты, рассчитали силы и дыхание на долгий, тяжёлый подъём, на борьбу. Так идут уверенные в победе.

Простые, как сырые угли, вопросы: «Что? Спички в руках ребёнка? Упавшая рука пьяни, заснувшей с горящим окурком? Замыкание? Взорвавшийся телевизор?» Огонь уничтожал следы, но утром эксперты начнут рыться в огарках и пепле и, ведомым лишь им чутьём, взглядом, ощупью и приборами, ответят. Шесть часов пожара, которого не припомнит Москва, разве только трагедию гостиницы «Россия».

Вылетавшие одна за другой части 50-метровой лестницы упёрлись в 17-ый этаж. И — стоп! А ещё девять? Занялось же на 23-м этаже. В квартире 143. Пожарные, чтобы подняться к огню и людям, цепляют «штурмовки» — лесенки с крюками на концах — за перила лоджий, щитки которых уже крошатся. А из пекла — дымный чад горящего гудрона, циана, пластика, чёрт знает каких смесей, термитные брызги раскалённого бетона и удары сквозного ветра. Внизу — пропасть. Впереди — ад.

Первый, примером личного мужества — полковник Александр Жуковский, начальник штаба УПО... За Жуковским, не отставая, его зам — подполковник Владимир Зайцев. Следом — офицеры, сержанты, рядовые. Все в «боёвках», уравнявших звания и судьбу, исход очередного боя. Где-то внизу — тысячи следящих глаз и их командир среди 34 красных машин — генерал-майор Владимир Максимчук в такой же робе. За ними — 170 лет славной Московской пожарной охране, созданной градоначальником первопрестольной графом Ф.В. Растопчиным. За ними — подвиги многих поколений удалых пожарных.

В России всегда уважались «отважные» на пожаре. Не только простолюдины бросались в огонь — крушить, заливать и спасать. Отличались губернаторы и генералы. Граф А.И. Чернышёв в Париже вытаскивал прекрасных дам из горевшего дворца австрийского посла графа Шварценберга. Государь император Николай Павлович лично спасал людей и картины в Зимнем дворце на пожаре в 1837 году — наши пожарные достойно продолжают традиции и отвагу предков.

... Но огонь лизал потолки и стены соседних квартир, пробираясь по своим лазейкам. И за чёрными стёклами начинало розоветь. Наливалось малиновым. И вдруг, будто кто-то собрал всё погасшее электричество и врубил, и по рамам побежали золотые ручейки, и посыпались стёкла, а там, в неизвестности, — люди. Люди! Мечутся, задыхаясь, ослеплённые, заползают куда-то, особенно дети... Пожарные успели вынести на себе, от¬давая каски, 18 человек. Они сделали всё, что было в их силах. Они одолели стихию. Да, за шесть часов. Потому что...

На всю Москву всего одна машина с подъёмником на 50 метров. У властей не хватило валюты ещё на две. Одну сразу же перехватила Самара. Теперь у волжан на два высотных дома, и у москвичей на тысячи таких же красавцев — по одной. И все высотки — один на один с нашей преступной небрежностью и «огнепоклонством». 60-метровый «Магирус» (ФРГ) — мечта УПО — стоит 1 миллион 134 тысячи дойчемарок. Говорят, у финнов есть уже с лестницей до 27-го этажа. Не знаю. Зато сам видел, как с горевших этажей свисали тощие брезентовые кишки: не хватало должного напора воды. Многого недостаёт из новейшей техники и снаряжения. Там, куда мы задирали головы, противоборцы огненной стихии, офицеры, прапорщики и солдаты, ощущали своё неравенство с ней и заменяли технику вечным русским энтузиазмом.

Если подсчитать утекающие за рубеж миллиарды долларов, нажитые за счёт обречённого на смуту народа, стоимость «мерседесов», «вольв», «тойот» и прочих «персоналок» чиновной черни, расходы на бесконечные встречи, обжорно-пьяные приёмы, групповые вояжи за кордоны за счёт погорельцев «великой реформы», то на сколько «магирусов» могло бы хватить? Между прочим, в дореволюционной Москве XIX века в пожарные обозы впрягали рысаков, отобранных у богатых лихачей за сверхбыструю езду, опасаясь за пешеходов. Тоже урок!

... Перекликаясь, перебегали подростки. Милиционеры в синей муниципальной форме поигрывали автоматами... Двое мужчин рассуждали: «Сюда бы вертолёт. Как бы дал! Видел по телеку, как в тайге?» Тайга, казалось, была вокруг. Называли пожарных «пожарниками» по примеру невежественных газетчиков и теледикторов. А ведь на Руси пожарниками называли фальшивых погорельцев...

На всю бы газетную площадь всех пожарных, всех 205, героев этого страшного поединка! Кого-то наградят, (Слава Богу, на этот раз не посмертно). Назову хотя бы тех, кто обгорел сильно.

Подполковник Иван Литовский. Обожжено лицо, кисти обеих рук, тело. Отправлен в Институт Склифосовского. Туда же — рядовой Минар Миннулин, призванный из Татарстана, с сильными ожогами лица. Доставлены в госпиталь капитан Александр Сальников с термическим ожогом обоих глаз и сержант Алексей Куриенко (из Твери) с ожогом обеих кистей рук. В медсанчасть — сержант Ильдар Невняков (Татарстан) с обширными ожогами спины и ефрейтор Алексей Щербаков, нижегородец, с ушибами обеих рук. Майору Валерию Колесову, капитану Сергею Шурупову, сержантам Размику Аллахвердяну, москвичу Валентину Галинскому из Новозыбкова и ефрейтору Виктору Малетину из Ярославля, оказана помощь на месте...

P.S. По материалам романа Людмилы Максимчук «Наш генерал»:

Все эти трагические часы генерал–майор Максимчук Владимир Михайлович был со своими бойцами, первое время на оперативной связи, вскоре – непосредственно на пожаре. Более двухсот пожарных рисковали собой, кто–то больше, кто–то меньше, но он... Владимира Михайловича этот пожар расстроил здорово. Не прощал он себе ни гибели людей, ни собственного бессилия, ни ошибок, ни случайности, оправдывал только грамотный риск, но тут сделать ничего другого было нельзя. Такого жуткого пожара (на такой головокружительной высоте) не было в Москве уже чуть ли не десять лет, и сравним он, пожалуй, только с трагедией, разыгравшейся в гостинице "Россия" в 1977 году. И на том пожаре вдохнул дыма и горечи Владимир Михайлович – и тогда возникали те же проблемы и вставали те же вопросы, что и теперь!

Приехал домой не то что в удрученном, а в угнетенном состоянии, какого не обнаруживал давно. Запахи дыма и гари, мокрые ноги и испорченные брюки – это досадные мелочи, на которые не хватило сил и времени, чтобы где–то скрыть их от меня. Вяло объяснил, что "боевку" одевал; сказал, что никуда особенно не лез…

0 нет, это невозможно!
Его прямо подкосило.
Никуда не лез, говорит… Неужели?
Так и я поверила…
Ведь там гибли люди!